Мои рассказы
← НазадДЕНЬ СТУДЕНТА, ИЛИ УТРО НА ОСТРОВЕ
Представляю еще один интересный рассказ под названием «День студента или Утро на острове», и посвящаю его замечательным моим друзьям из ЧУДНОГО ОСТРОВА на Урале.
...Они оказались на пути ультракоротких волн, которыми обменивались Дмитрич и Бурмакин, при разборе защитных качеств человеческой сущности, во время глобальных этнопсихологических катастроф в пределах одной земной жизни личности. ...Вся курилка была наполнена густым дымом дешевых сигарет и пропитана сильным запахом женских духов, водки и спермы.
После обычной суеты под названием бизнес и дела, я медленно и бесцельно петлял по сентябрьскому городу, одновременно перебирая в голове более или менее подходящие места, куда можно было ехать после суетного дня. Рабочий день отнял у меня много энергии, и я хотел полностью расслабиться и восстановиться. Я решил ехать в свою мастерскую и целиком отдаться прекрасному искусству. Подъезжая к своей мастерской, я почему-то не торопился покидать свою машину и, погрузившись в удобное водительское сидение, стал наслаждаться нотами приятной музыки Pink Floyd'а. Ноты, не спеша вытекая из динамиков, заполняли все пространство внутри машины приятным розово—голубым ароматом композиции — Hey, teacher. Они, нежно щикатя мое тело, проникали внутрь и исчезали, растворяясь внутри и изменяя позу моего тела из сидящего в полулежащего. Не знаю, сколько длилось мое приятное погружение в музыку, но то, что оторвало меня от этих ощущений, скорее всего не обломало весь кайф, а каким-то образом аккуратно вывело меня из транса. Какие-то ноты внезапно и нагло вмешались в музыку Pink-а, и стали соревноваться с ней. Я, медленно включаясь, понял, что это мой телефон пытается перепеть Pink-а. Веселый Армянский кларнет окончательно оторвал меня от композиции Hey, teacher, и я, медленно выпрямляясь из полулежащего состояния, большим пальцем своей правой руки лениво нажал на клавиатуру с рисунком зеленой трубочки.
— Алло, Артур, где ты...давай рули к нам...мы в училище...тут настоящий сейшн...тебя только не хватает.
Веселый и слегка пьяный голос Андрея появился очень даже вовремя и к месту. Столько времени сидя в машине, я видимо ждал именно этого звонка. Машина тут же завелась и серый город за окном, постепенно ускоряя свой ход, скоро набрал скорость 100 км/ч. Проезжая мимо трансона, я притормозил у пивного ларька и на всякий случай закинул пару ящиков старого, а, может, и молодого мельника в машину, и город снова набрал скорость...
Вечерело...
Заехав правыми колесами на бордюр, я остановился прямо у входа художественного корпуса 28-го училища.
Двухэтажное старое здание художественного корпуса было пропитано особой доброй, исцеляющей, неземной, и даже могу сказать домашней энергией. Не доезжая до него, еще за километр вся мирская суета исчезала как будто в никуда.
Всякий, кто даже мимолетно заглядывал в корпус художников, пусть даже с очень тяжелым и большим грузом, уходил оттуда совершенно налегке.
Для меня это двухэтажное здание было и как место силы, и как место концентрации знаний, и даже как дом.
Она была похоже скорее всего на ЧУДНОГО ОСТРОВА, вокруг которого текли разные, большие и маленькие, мутные и прозрачные, бурные и тихие реки, и этому острову удивительным образом удавалось одновременно и быть на перекрестке всех этих вод и оставаться НА СТОРОНЕ всего этого.
Это было ОСОБОЕ МЕСТО.
У входа острова на срубленном Славиком из сосны крыльце, которое за год полностью покрылось самодеятельной резьбой по дереву, в стиле «Таня + Коля...», громко хохотала небольшая полупьяная толпа студентов. Один из них даже удивлял меня. Он, одновременно не выпуская изо рта сигарету с зажеванным и плоским, как бритва, фильтром, другими краями сопливых губ, цеплял горлышко полуторолитровой пластиковой бутылки, которая наполовину была наполнена «пермской губернией» и водкой, тянул к себе пьяную девицу, и стал одновременно со всем этим целоваться с ней взасос.
Да... это было «достойное хвалы» зрелище.
— Молодец... Высший пилотаж... — сказал я, похлопав его по плечу, и звал помочь поднять «мельника» наверх.
Корпус весь гудел и подпрыгивал под звуки живой музыки, которую притащили студенты в честь своего праздника.
Я не успел потянуться к дверной ручке, чтобы открыть ее, как с грохотом кто-то изнутри головой влетая в входную дверь, залпом открыл ее со стороны петель и чуть не вышибив нас с мельником, вылетел из гудящего, горячего корпуса художников в холодный вечерний сентябрь.
Я, шагнув в бурлящее от пьяной энергии и взрывающееся от молодых и веселых хохотов и криков пространство, мигом оказался как будто на перекрестке скоростных магистралей. Мимо меня справа и слева, сверху и снизу и даже по параллели, горизонтали и диагонали рассекали пространство молодые, красивые, пьяные и обкуренные существа.
Но мне было не привыкать к этому. Я, будучи пилотом высшего класса, сам неоднократно рассекал эти трассы днем и ночью. И сейчас с ящиком мельника в руках виртуозно, поворачивая то налево, то направо, то, прижимаясь к перилам, то подрезая кого-то резким разворотом, и по пути еще пару раз сделав мертвую петлю, приближался к главному причалу на втором этаже с надписью «Командор». Я притормозил за пару метров от него и навел взгляд на ящик, проверяя все ли было нормально. Нынче, как и всегда, мне удалось среди урагана тянущихся рук, мимо пролетающих пилотов донести всех мельников до места назначения в целости и сохранности.
Сделав еще один шаг, я оказался в сердце острова, которое было пропитано многолетним запахом красок и табака.
Обитатели острова, на миг оторвались от таинственного, пропитанного глубокой философией мира, который они создали вокруг себя, и с веселым криком и со словами: «О, Артур,...проходи, дорогой, ...куда ты пропал?», очистили мне путь к столу, который раскинулся в центре мастерской у Ефимыча.
Я подошел ко всем и, приветствуя, обнимал каждого. Эти немногочисленные обитатели острова были для меня дорогими людьми.
Слева, на самом верху стола, в густом облаке папиросного дыма как обычно сидел командор. Его уже красный щеки говорили о том, что я слегка опоздал. Он быстро наполнил водкой какую-то пустую рюмку, что стояла рядом, и протянул ее ко мне со словами: «Штрафная»; одновременно пальцем доставая из рюмки маленькие кусочки то ли колбасы, то ли хлеба, которые оставил там рот, пьющий до меня из этой рюмки. Я отказался от водки и, не теряя ни секунды, ловким движением рук открыл бутылку мельника и произнес тост за этот прекрасный остров. Я особо не любил говорить тосты, но всегда, находясь в сердце этого прекрасного острова с его замечательными обитателями, слова выливались из меня сами по себе.
После душевных слов и чоканья рюмок, стаканов, бутылок и даже блюдец, пол-литра мельника мгновенно исчезло в моем желудке.
Я сидел в центре стола спиной к входу так удачно, что смог объять и правый, и левый фланг стола. Если на левом фланге, где были Лазарева, Курицын, Андрей, и еще несколько девушек, Ефимич, один за другим наливая рюмочки еще держал понятный курс, то на правом фланге глубоко философичные, невероятно тонко режущие и вибрирующее на молекулярно-атомном уровне, фиолетовые с золотым оттенком слова Дмитрича с Бурмакином, поглощали все пространство вокруг и бедного Матисова тоже, который как бы нехотя, с одной стороны, и с желанием показать этим двоим, где находится настоящая кладовая запретного знания, с другой стороны, время от времени, не выпуская из рук плавник вяленого леща, то выныривал из их пространства, то обратно погружал свою лысую кладовую ума в их пространство.
Я тоже с большим удовольствием время от времени погружался то направо, то налево. Было очень приятно: куда не ныряй, везде родные души и приятные темы, и я с большим чувством благодарности к судьбе, уничтожал прохладных мельников одну бутылку за другой.
Во время очередного заныривания в пространство тонкой материи справа, я настолько глубоко погрузился туда, что, когда вышел оттуда, обнаружил, что моя тарелка, которая представляла собой кусочек картона, наполовину пропитанного пролитой на стол пивом, исчезла. На самом деле это было не страшно, так как на полке у стены лежала толстая стопка такого же картона, и при желании можно было сделать из них еще тысячу таких тарелок. Было страшно то, что в тарелке у меня оставалось — последний кусок не доеденного торта, который сидящие за столом в знак уважения предложили мне. Я быстро обвел взглядом весь стол и не обнаружив кусок своего торта, перенес свой взгляд ко всем открытым ртам, и с горестью увидел, как кусочек моего торта исчезает во рту Касимова, словно последний вагон поезда в туннеле. Я ахнул.... Как было приятно пить пиво с тортом, ...ну ладно, как говориться — в большой семье, не щелкают...
Андрей с наивным выражением лица, как будто не чего и не было, охотно жуя кусочек моего торта, медленно повернулся к недавно заглянувшую в сердце острова полупьяную, но красивую первокурсницу. Он даже не заметил, как при развороте, локтем опрокинул стакан томатного сока, который смешаясь с окурками и зимним салатом, медленно протекал до края стола и оттуда на новый, модный пиджак Курицина, (Сергей, конечно тоже не замечал этого, так как тоже был занят не маловажным разговором с какой-то девушкой с пышным бюстом).
Андрей серьезным видом и умным лицом, вешал длинную, но довольно интересную лапшу на уши длинноногой первокурсницы. Вообще-то появление первокурсницы здесь, пусть даже и красивой, был дерзким и рискованным шагом. Сюда в сердце острова, к командору допускались только Избранные вроде Нас. Нет вы не поняли, некто официально не запрещал вход сюда, но «Не избранные», тем более еще только вылупившие из яйца желтоклювики рисковали исчезнуть и раствориться на всегда, в черных дырах неземного пространства, которое возникало в командорской, при общение Избранных на гиппер молекулярном уровне, что и в свою очередь, в пространстве тут и там породила появление этих черных дыр, куда время от времени могли исчезнуть даже саамы Избранные. Ведь тела и души желтоклювиков, еще не были пропитаны таким количеством спирта, табака и масленых красок, чтобы суметь противостоять и сохраниться. И Андрей, как настоящий рыцарь, вовремя кинул свое кольцо спасение к длинным ногам первокурсницы, красовавшись из под синей мини-юбки, да бы уберечь, и не дать ей раствориться в черных дырах нашего пространства. Девица, хлопая своими длинными ресницами, направляла свои красивые глаза на все стороны, и по ходу вообще не понимая, что происходит вокруг, одно ухо отдала Андрею для лапши, а другой как локатор, ловила совсем не понятные для ее мозгов слова, питаясь хоть как то расшифровать их, и поймать суть горячего разговора в сердце острова. Я острым взглядом сканируя ее, одновременно спросил Касимова — а кто она.....-Ах вот что.... Оказалась, что она на прямую связана с моим исчезнувшим тортом. Тот кусочек торта, который я профукал, принесла она, то есть не только тот маленький кусочек, а принесла целый торт. Сегодня сливались в одно едино несколько праздников. Праздник посвящения первокурсников в художники, день рождение этой смелой девушки, -и еще есть один праздник, с право добавил Харитонов, тут же внеся ясность в свои слова, заявляя, что мы празднуем еще и свадьбу, так как пару минут назад он увидел, как кто-то быстро женился на углу лестничной площадки. И в честь всех этих праздников, предложил поднять тост. Леха, как и Матисов, оказался на не очень удобном месте, то есть на пути ультракоротких волн, которыми обменивались Дмитрич и Бурмакин, при разборе защитных качеств человеческой сущности, во время глобальных этнопсихологических катастроф в пределах одной земной жизни личности. Но к моменту как Леха предложил тост, они оба уже разговаривали на уровне восприятия мозгов простых смертных, что и спасало Леху, хотя он сам, иногда, после несколько литров водки мог продвинуть такую речь, что даже все бактерии, молекулы и атомы вокруг покрывались гусиной кожею. Все дружно подняли свои кружки, рюмки, фужеры, и чайники (кто-то не находя свободную посуду пил водку из чайника), и залпом опустошали свои емкости за все эти праздники сразу. Я отрывая себе новую тарелку из большого лиса картона приступил к трапезе. Чуть дальше от меня, на расстояние пару вытянутых рук, за горой окурок, которые давно закрыли пепельницу так, что не Избранный даже не мог догадаться, что под ним задыхается стеклянная пепельница, стояла заманивающая блюда «рыба под шубой». Я потянулся к этому блюду, заодно поглядев вокруг, что еще можно прихватить, чтобы хорошо шло с пивом. С лево от меня, прямо перед Ефимичом, стояло другое блюдце с вареной картошкой и маринованными огурцами, смешку с дольками клубничного рулета и кусочками шоколада с изюмом alpine-gold. С права ближе ко мне по середине горы из рыбных чешуек и косточек, гордо стояло небольшая олюминовая кастрюля с квашенной капустой в собственном рассоле, который давно принял вкус йода, от пролитых в него водки, пиво, и плавающей в него кусочки колбасы, сыра, и черного ржаного хлеба. Не смотря на все это, я как настоящий гурман соорудил в своей тарелке красивую композицию из отменной еды, которая была на широком и большом, как наши души столе. Сейшн шел полным ходом. Скоро одновременно со мной у кого-то за столом, не помню точно у кого, но это была из противоположенного пола, появились мысли чуть прибраться на столе, так как гонцы, которых отправляли за обновлением стола, должны были вот-вот уже, вернуться со свежей едой и выпивкой. Как только мы оглашали наши мысли, Славик встал с места, и громко цитируя слова из Библии «Лучшие из Вас, да будут Вам слугой» стал прибраться на столе. Все конечно подключились к нему, так как все здесь были Лучшие. Через насколько минут стол принял аккуратный, но какой-то скучный вид. Как будто из него вынули душу. После быстрого наваждение порядка, все заняли свои прежние места за столом, и тут же обнаружилось, что Ефимич, как-то незаметно оказался чуть дальше от стола, в своем кресле между печатным станком с большим черным колесом и окном, на подоконнике которой стояла обтянутой уставшей спиралью керамическая плитка, ожидая, чего не будь, или кого не будь согреть.
Это было то место, где я много лет назад, впервые попадая на этот остров, увидел его. Это было место ЕГО СИЛЫ, и все которые были здесь, знали, что если он оказался на этом кресле, то он уже удалился в мир глубокой и долгой, (в крайнем мере до утра точно) медитации.
За окном острова, тихая сентябрьская ночь уже обняла своими крилями город.
Гонцы удачно вернулись с тяжелыми авоськами, и стол преобразовался. Пока некоторые настраивали свои приемники на УКВ, чтобы продолжать общаться, я решил выйти в коридор и чуть прогуляться, да и Андрей уже давно исчез куда-то. Я понимал, что он спасает ту длинноногую первокурсницу, но чтобы так долго.
Я направил свои шаги в сторону курилки, которая находилась в конце длинного коридора. Мимо меня, то тут, то там, по-прежнему рассекали пространство пьяные пилоты, но уже не с такой интенсивностью. С право, и слева от меня, на желтом фоне стен, висели дипломные работы студентов прошлых лет, и эти работы, как то наполнили мой путь к полутемному концу коридора с особым смыслом.
Доходя до курилки и перешагивая через пару пилотов, которые устав от езды, сладко спали на полу, под окном у входа в курилку, я зашел внутрь. Там было абсолютно темно. Вся курилка была наполнена густым дымом дешевых сигарет и пропитана сильным запахом женских духов, водки и спермы. Я напрягал зрение, питаясь увидеть кого-то, но нечего не вышло. Чуть дальше, с право от меня были слышны какие-то женские голоса, которые от большого количества выпитого и накуренного, общались каким-то не понятным птичьим языком. Я понял, что Андрея здесь точно нет, и покинул темную курилку, направляясь обратно в сторону «командорской».
Там некоторые из избранных уже оставили водку, и перешли на ароматный чай с бергамотом, а некоторые уже запрягая лошадей и прощаясь с нами, готовились покидать сердце острова. Я попрощался с тем, кто уходит и присел рядом с Андреем. Он с довольным видом солдата, который отдал свой долг родине, тянул свежезаваренный чай, и наклоняясь в мою сторону, чтобы не нужные уши не перехватили ценную информацию, как Штирлиц, не двигая губами, почти мимикой сообщил, что после провода наших старших по возрасту друзей, мы переправимся к другому причалу с право от лестницы, под названием «Мастерская Касимова». Там нас уже ждала не большая группа первокурсницы и не только, спасенных его же силами от общего, всепоглощающего хаоса.
Так как наши старшие друзья Дмитрич и Матисов уже покинули остров, а Ефимич в позе уставшего лотоса, уже давно общался с Буддой на ты, я взял командование в свои руки, и словами Кушнина, объявил остальным: -Извините друзья, Бар «Мохнатый питон» закрывается, прошу всех на выход.
Так как большинство глобальных тем уже были исчерпаны, все довольно быстро собрались и покинули остров. Не смотря на наши с Андреем уговоры перечаливаться к другому причалу, Харитонов тоже стал собираться. У него была веская причина для отплытия, то есть он был не один, а с Леной...
После того как основная масса ушла, наши бойцы стали обходить все открытие классы и мастерские, выгоняя полусонных и полупьяных пилотов, которые были повсюду среди гипсовых фигур и планшетов.
Через несколько минут, успешно почистив весь остров, и закрыв изнутри дверь, мы поднялись на второй этаж к спасенным, которые с нетерпением ожидали нас Избранных.
Пока мы занимались чисткой острова, Макс, Саня—лысый, и еще несколько человек притащили к новому причалу, новые ящики с пивом и с рыбой. Это был как десерт, после большого пира.
Отодвинув шторы (так как у мастерской был дверной проем, а дверей не было, и туда могли попасть через общую дверь из класса черчения) мы вошли внутрь.
Весь причал был пропитанным запахом масленых красок, женских духов и анашы.
Перед нами на большом угловом диване, покрытой грубою тканью темно красного цвета, сидели жаждавшей общению и прикосновению к великому, девицы. С право от меня, на мольберте сохла незаконченная и грустная кукла Андрея. Звуки открывающиеся железных пивных банок ритмично переплись с приятной мелодией Шансона.
После не долгого общения, так как было уже почти утро, каждый из нас выбрав одну или сразу двух спасенных, устроил экскурсию по мастерским острова, впервые научив им ощущать и чувствовать блаженство среди натюрмортов и мольбертов.
Чуть позже все потихонечку, с довольными и слегка уставшими видами собрались обратно в мастерской, и завязая беседу об искусстве, которая на самом деле уже некого не интересовала стали плавно, кто сидя на диване, кто на полу, кто на столе среди бутылок, удаляться в царство неизбежного сна.
Андрей, широко зевнув, с особой интонацией безразличия в голосе, сквозь сон провозгласил, что буквально через пару часов у него здесь начнется урок начертательной геометрии. Эти слова были адресованы скорее всего самому себя, так как некто не услышал их, к этой времени почти все уже спали.
Утро... Студенты третьего курса сидя в классе за своими партами, безнадежно ждали преподавателя начертательной геометрии Андрея Касимова. Урок начался еще двадцать минут назад, а его все не было.
...Сквозь блаженного сна, были слышны какие-то чужеродные и не приятные для восприятия хихиканье, которые жестоко кромсали и уничтожали последние клочки пьяного сна.
Собранная в кулак воля, предельно напрягаясь, смог кое-как открыть сначала одни, потом вторые, тяжелые как чугун веки. Но голова так и осталась приклеенной на бедре какой-то спасенной.
Глаза нехотя передали всю информацию к затуманенным мозгам, которые не сразу, но все-таки узнали в дверном проеме лица своих студентов.
Студенты, отодвигая шторы и хихикая, любовались сюрреалистичной картиной везде спящих и необыкновенным образом переплетавшись между собой парней и девушек.
В центре всей этой абстрактной композиции, на фоне бесчисленных пивных бутылок и банок, одной ногой в кресле, другой на полу и головой на бедре первокурсницы красовался препод Начертательной геометрии.
НА ОСТРОВЕ НАСТУПИЛО НОВОЕ УТРО, С НОВЫМИ ОБЕЩАНИЯМИ.
Рассказ посвящаю замечательным моим друзьям из ЧУДНОГО ОСТРОВА, а именно:
Леониду Плесовских
Александру Старцеву
Андрею Касимову
Алексею Харитонову
Чибисовой Лене
Павлу Кушнину
Олегу Матисову
Максу Ефимову
Наташе Лазаревой
Славе Бурмакину
Редько Сане-лысого и всем остальным, переисление которых займет...
Артур Карапетян